Она сидела в дальнем краю стола, ковыряя ложкой давно остывшую кашу. Голода не было, но еду брали все, а ей не хотелось отрываться от толпы. Стадный инстинкт. Черт с ним, зато так безопасней. Девушка в который раз проверила все выходы из большой залы, которую все называли Залом Двух Стихий. Глупость какая, думала она, пустым взглядом сверля столешницу, тут нет границ, нет различий, да и правил, видимо, тоже. Она брезгливо скривилась, наблюдая, как Конек-Горбунок отваливает кучу прямо за тяжелой шторой. Рядом с ним немедленно возник домовой с веником, гневно начал трясти им перед Горбунком, выкрикивая древнее проклятия до того смешным писклявым голосом, что их невозможно было воспринимать всерьез. Конёк считал так же, оттого лишь презрительно фыркнул в лицо домовому и сиганул в распахнутое окно. Девушка лишь незаметно вздернула бровь. Видать, не так проста лошадка, раз занимается самоубийствами из окна.
Она долго и протяжно зевнула. Парочка недалеко сидящих студентов зевнула следом. Стадный инстинкт. Сочувствие. У нее его не было. Была потерянность и жалость к себе. Этих два чувства стали для нее постоянными спутниками, ангелом и демоном, сидящих на плечах. Только ни одно из них не было ангелом или демоном. Они были камнями, лежащими на сердце. Все было не так, все было не правильно. Особенно это имя, такое знакомое и чужое одновременно. “Милена”. Не удивительно, что у особы с таким именем в гардеробе сплошь платья и туфли на каблуках. И божественно мягкая постель. Когда она впервые упала на кровать, ей казалось, что тело отдалось такой невыразимой благодарностью, словно она всю жизнь только и делала, что спала на голой земле под деревом, где ее и нашли пару дней назад.
Милена привычным движением руки подняла ложку, чтобы вонзить ее в тарелку, но замерла. Память всё снова и снова прокручивала моменты, когда она осознала себя лежащей в мокрой траве, совершенно одинокой и потерянной. Крики, зов, вспышки искр и запах паленого влажного дерева. Их искали, но нашли других. Она слышала шепот, она видела те взгляды, полные недоумения и какой-то жалости. Кто-то из темных насмехался над ней, мол, совсем Черномориха крышей двинулась со своей учебой. Она очень ощутимо познакомила нахала со своей ладонью, когда поняла, что обращаются к ней. И двое суток не прошло с того момента, как их нашли, а она уже успела снискать славу вспыльчивой истерички. Её вызвали на ковёр, прочитали длинную лекцию о неподобающем поведении в стенах школы. И этот взгляд. Двое из присутствующих - как оказалось, её родители - с таким непониманием смотрели на нее, что ей захотелось разрыдаться на том же самом месте, на полу, размазывая по лицу сопли и захлебываясь в слезах. Она была напугана, растеряна. Одна. Или она хотела быть одной? Там же она сбежала из кабинета, от тех глаз, бежала вслепую куда-то наверх, пока не забрела на крышу. Там кто-то был, кажется, даже узнал ее, окликнул по имени, но она не осталась. Ушла.
Рука задрожала, глаза защипало, и она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться. Взгляд помутнел. Кажется, кто-то обратил внимание, отчего она спрятала лицо в рукав. Не выдать себя, сделать вид, что чихнула. Только бы не подошли и не начали спрашивать, что случилось. Она не любила этих вопросов, она не любила сочувствия от незнакомых людей. Какое им до тебя дело? Это лишь формальность, такие вопросы. Она им не верила. Хотелось спрятаться от всех - и быть со всеми. Эта неопределенность раздражала её. Что происходит?
Злость накатила волной. Почему она злиться? И, главное, на кого? На всех, потому что они бесполезны, они не могут объяснить ей, что происходит? Или же на себя? Но на себя за что? Милена со звоном уронила ложку в тарелку, привлекая внимание. Ребята в Зале посмотрели на нее, кто-то порывался подойти, но был одернут соседом шёпотом. Милена сгребла руками волосы на затылок, опуская лицо вниз. Она постаралась глубоко дышать, чтобы успокоиться, но вместо этого почувствовала легкое покалывание на кончиках пальцев. Она удивленно посмотрела на свои руки. С виду все было нормально, но зуд не прекращался. Ей даже показалось, что воздух в помещений начал подергиваться, искриться, а затем она увидела лёгкие волны, едва заметные, но она сразу поняла: магия. Чистая энергия. Она плавала в воздухе, насыщала его, была им. Это было так захватывающе и волнительно, что Милена на мгновение задержала дыхание. Так вот как энергопатия ощущается! Невероятно! Она невольно перевела взгляд на сидящих ребят и восхищенно вздохнула: вокруг каждого из сидящих она видела легкий ореол цвета. Каждый из них имел свой. Она коснулась руками воздуха, отмечая одного из ребят. Ей хотелось коснуться того марева, ощутить его. И она почувствовала легкое сопротивление. Девушка отдернула руку. Как странно. Она знала наверняка, что коснулась ауры. Она и заметила то недовольство на лице, отразившееся после ее касания. Как интересно, подумала она, как интересно. Злость сменилась любопытством, азартом. Девушка отставила тарелку, поднялась и подошла к тому столу. Девушки явно скучали, но она пришла не для того, чтобы развлекать, но им об этом знать совершенно не обязательно.